В дни, когда вся
украинская общественность готовилась праздновать День Независимости, в соседней
Беларуси в рамках ежегодного летнего тура Montana Colors прошел серьезный
граффити-фестиваль. В городе Гомеле состоялась финальная акция тура, завершающая
действо. Логический ряд «Гомель – усатый Бацька-президент – граффити» вызывал
большое недоумение, которое, однако, не помешало нашим райтерам отправиться в
путь.
Приехать на фестиваль вовремя
мне не удалось, поскольку денег на прямой поезд до Гомеля не хватило. Поразмыслив
как следует, я сообразил, что можно добраться и куда более дешевым способом – электричкой
до Чернигова, а дальше уже на перекладных. Мне повезло, и я сел на автобус, идущий
до Гомеля; билет стоил всего 8 гривен. В автобусе какая-то старушка, не
смущаясь, вручила мне внушительные узлы, в которых находилось около
И вот, наконец, впервые в жизни я покидаю свою
страну и путешествую по просторам одной из бывших советских республик. Вот она,
Беларусь! Ловлю себя на том, что мысли, звучащие у меня в голове, понемногу «обеларусиваются»
– звук «ч» становится тверже, «д» превращается в звонкий «дз», а звуку «о»
постепенно отказывает в праве на существование нахальное «а». Параллельно
замечаю некоторые отличия белорусской действительности от привычной мне
украинской. Оказывается, наши комичные гаишники, все как один похожие на Луи де
Фюнеса, сильно контрастируют с довольно грозными с виду местными гаишниками,
которые в мирное время расхаживают в касках (!). С чего бы это?
Если вы думаете, что в
Гомеле меня ожидала праздничная атмосфера, а улицы города были украшены
флажками и транспарантами в связи с проведением «международного фестиваля
рисования», то вы ошибаетесь. Битых два часа я бродил по городу в поисках
какой-нибудь афишки, которая могла бы пролить свет на то, где все-таки
проводится фестиваль. Не помогла мне и детвора, одетая в широкие штанишки, –
хотя, казалось бы, кто еще мог лучше знать, что происходит в их собственном
городе? Пришлось преодолевать последствия информационного вакуума своими силами.
Как мне сказал еще в Киеве Сік, один из наших райтеров, официально приглашенных
на фестиваль, место встречи – набережная реки Сож. А набережная, как известно,
– понятие очень растяжимое. Ходишь-бродишь вдоль реки, а где эти стены, на
которых рисуют граффити – неясно. К моему огромному облегчению, в тот момент,
когда я начал сомневаться в том, что в этом городе вообще проходит какой-либо
фестиваль, моего слуха достигли некие знакомые вибрации. Вскоре я увидел первый
образец райтерского искусства. Ура: я на месте.
С первого взгляда я
понял, что не зря преодолевал расстояния и трудности. Армия райтеров корпела
над рисунками, звучал олд скул, интересные люди бродили тут и там, наблюдая за
происходящим. Среди публики было множество красивых девушек. Я, конечно,
понимал, что назавтра ситуация изменится: райтеров станет меньше, на смену олд
скулу придет дурацкий рэп, интересные люди сопьются, а девушки, соответственно,
станут еще красивее. Но это будет потом, а сейчас надо немедленно начинать веселиться,
ведь я и так опоздал на целый день! Справедливо отметив, что без пива как
следует повеселиться не удастся, я отправился на поиски этого напитка. Однако никакого
пива поблизости не оказалось! Представьте себе огромную массу людей, далеко не
трезвенников, собравшихся отнюдь не для пения псалмов… и полное отсутствие пива.
Нет его нигде – и все!
В результате длительных
поисков пиво в одном из близлежащих шапито все-таки нашлось («Балтика», правда,
ну да чего уж там). Чувство обиды, вызванное отсутствием ценнейшего для
украинца продукта, стало отступать. Однако в ответ на робкую просьбу страждущего
продавщица резко рявкнула: «До двадцати пиво не продаем!» Попытавшись выдавить
из себя улыбку, я
спокойно полез в карман за паспортом, чтобы
продемонстрировать ей данные о дате своего рождения, рассеяв тем самым сомнения
относительно степени моей зрелости, и доказать, что сам Бацька не возражал бы
по поводу моего конституционного права попить пивка. Это не помогло: оказывается,
пиво не продавали до двадцати ноль-ноль.
Тем временем райтеры
заканчивали свои работы, начатые еще вчера. Первым, кого я встретил, пока искал
своих, был представитель африканской расы с длинными дредами, вырисовывающий
что-то, стоя на приставной лесенке. «Один из обещанных зарубежных гостей
фестиваля», – подумал я и ошибся, поскольку «темнокожий» тут же обернулся и
крикнул кому-то: «Ну чё, посмотри-ка!». Вскоре Сік опроверг мою теорию о «зарубежном
госте», сообщив, что «темнокожий» этот – не кто иной, как Oskes, с которым он
рисовал весной в Москве, и что цвет его кожи объясняется недавним отдыхом в
Евпатории.
Остальные личности не
вызвали у меня повышенного интереса, а сытая физиономия Can2, рисующего в
подростковом стиле, который он почему-то гордо называет олд скулом, даже
раздражала слегка. Что касается товарища Boe из «Виа График», то его работу мне удалось
разыскать лишь на следующий день. Размер ее удивил. Не поймешь – то ли большую часть
краски у него украли, то ли поленился парень. А ведь возможность наблюдения за процессом
творчества одного из «виаграфиков» послужило для меня одним из главных
аргументов в пользу приезда.
Конечно, эти ядовитые
замечания я делаю исключительно из желания воссоздать более-менее полную
картину фестиваля. На самом деле то, что творилось на набережной города Гомеля,
повергло меня в восторг. Не раз и не два прогуливаясь вдоль ее преображенного
участка, я поражался смелости и жизнелюбию белорусов, сумевших заварить всю эту
«кашу». Что касается качества работ, то, по-моему, каждый вправе оценивать их
исходя из собственного вкуса. Что-то могло нравиться, что-то нет, но надо
признать, что почти все работы были выполнены на должном уровне, что выгодно
отличало фестиваль от нашей «Битвы года» в Ялте, в которой бал правили
школьники, вооруженные баллонами с краской.
Из того, что понравилось
мне, могу назвать «ощетинившийся» шрифт вышеупомянутого райтера Oskes, по экспрессивности
напомнивший мне стиль Vania из Парижа; вереницу работ True Stilo из Минска, в
частности, их characters, умело вписанные в композицию; душевные зарисовки из
жизни подмосковных Мытищ, где, оказывается, не только вагоны для метро умеют
делать; графическую композиция парней из города Молодечно, что под Минском,
вполне оправданно отдавших предпочтение кистям перед баллонами; шрифты и темы
наших райтеров и т. д. Украинская делегация, радостная встреча с которой
предшествовала просмотру шедевров, была представлена в следующем составе: Сік (WSK)
из Луцка, киевский мастер WaOne (IK) и его друг Geks, а также сразу четыре участника,
прибывших из Тернополя – Fleck, Nek, Mеш, Smel (некоторые – WSK, другие – SWB)
и запоздалый делегат от PS/CR (Червоноград – Киев). У меня остались серьезные
подозрения, что это неполный список наших соотечественников – иначе как
объяснить появление изображения казака с «оселедцем» прямо посреди речки, на
одной из подпор моста?
Разжившись пивом, причем
не каким-нибудь, а «Крыницей» – единственным пивом, на этикетке которого все
надписи были напечатаны на белорусском языке) и слегка пошатываясь, я приступил
к работе. Грунтовать было нечем, поэтому пришлось работать непосредственно на сырой
бетонной поверхности, на которой уже оставил свой «автограф» какой-то Борис. В целом
своими художествами я остался доволен.
Наступил вечер, и песня «Касіу
Ясь канюшину», звучавшая в моей голове в течение дня, сменилась на менее
ритмичную, но зато более актуальную «А я лягу-прилягу край гастінца с дарогі».
И действительно, пора было подыскивать место для ночлега, поскольку перспектива
вздремнуть «край гастінца» (то бишь, в кювете), пусть даже на «хвылінку», меня
категорически не устраивала. К счастью, мне удалось проникнуть в самое
настоящее белорусское общежитие, где размещались многие из гостей фестиваля. На
входе вместо предъявления пропуска я просто сказал «здрасьте».
В гостеприимном общежитии
дело шло к пиру. Расставив в коридоре блока столы и выставив на всеобщее
обозрение несколько бутылок с прозрачной жидкостью, белорусы затребовали от
нашей делегации сало. Для отвода глаз нами тут же был изобретен лозунг, который
на белорусском языке звучал так: «Украінцы не ядзяць сала!». Но храбрые белорусы
не растерялись и стали пить водку как есть. Разделить с братьями горькую участь
поспешили тернопольские райтеры. Выпив за самые высокие идеалы и дойдя до той
отметины, когда требование белорусов общаться на русском стало тернопольцами
игнорироваться, интернациональные силы решили прогуляться по ночному Гомелю. Предчувствуя,
что на этот раз «здрасьте» вместо пропуска не пройдет, я остался в тепле. Разумность
моего поступка подтвердило дальнейшее развитие событий: в результате ночных
приключений большей части частично законопослушных белорусов пришлось ночевать
под надежной охраной милиционеров.
Следующий день был днем
расплаты. Вчерашняя пища рвалась наружу, «вертолеты» продолжались; в
троллейбусе я чуть было не свалился в обморок. Обменяв пару гривен, пошел на
автовокзал и купил билет на автобус, направляющийся в Чернигов. С билетом в
кармане я почувствовал себя более комфортно. Вскоре самочувствие улучшилось. На
набережной у реки царила мирная атмосфера. Я просмотрел работы в последний раз
и, распрощавшись с земляками, поспешил на автобус. В автобусе я встретил старушку,
которой помогал провезти через границу овощи, и уже приготовился снова стать контрабандистом.
Однако она успокоила меня, сказав, что везти овощи в Украину нет никакой
необходимости, и угостила вафлями «Артек». Четыре часа сна в электричке пролетели
как одно мгновение. Выйдя из вагона на вокзале в Киеве, я увидел небольшую стайку
беспризорников, оснащенных полиэтиленовыми пакетиками и тюбиками клея. Вот я и
дома.